Сергей Петрович Татур — современный узбекский писатель, родился 1 августа 1937 года, в семье землеустроителей, в городе Ташкент Узбекской ССР Советского Союза.

Вот, что он пишет о себе: "Отец, по национальности белорус, был в семье ребенком шестым и последним. Три его сестры и мать Олимпиада Ивановна умерли от дизентерии в гражданскую войну, и он пешком из Минска пришел в Москву к старшему брату Сергею, члену президиума партии социал-революционеров (эсеров). Брат помог ему; впоследствии Сергей Кузьмич стал видным экономистом, заведовал кафедрой в Московском университете, и там в его честь установлена мемориальная доска. В Отечественную войну отец воевал в саперных частях, дошел от Воронежа до немецкого города Бреслау (ныне это польский город Вроцлав), дослужился до майора, домой вернулся живым и невредимым. Это было великое счастье. У половины тех, с кем я учился в школе, отцы с войны домой не вернулись. В войну отца сопровождал томик Есенина, в те годы запрещенного. Всю дальнейшую жизнь отец преподавал на землеустроительном факультете ташкентского института инженеров ирригации и механизации сельского хозяйства, стал доктором наук, заведовал там кафедрой. Кстати, и средний брат отца, Геннадий Кузьмич, стал доктором наук – по строительной механике. Три брата – три профессора, гены свое слово сказали.

Мать была из немецкой многодетной семьи, и тоже последний ребенок, — девятый. Ее мать, моя бабушка Мария Мартыновна в первый год войны бежала от немцев-фашистов к нам в Ташкент и дальше уже жила с нами. Это была железная женщина, удивительно работящая. Она прожила до 98 лет. Последние восемь лет она лежала, недвижимая (сломала ногу, а кость уже не срасталась), и мать ухаживала за ней. Вторым ребенком в нашей семье была сестра Ольга, двумя годами младше меня; я ее очень люблю. Мать работала по профессии в министерстве сельского хозяйства Узбекистана и рано вышла на пенсию, чтобы ухаживать за внуками. Отец же очень любил свою работу и ни дня не был на пенсии (он умер в 75 лет). Отец и мать обожали друг друга, никогда не ссорились и не повышали друг на друга голоса, и их отношения стали примером однолюбия для меня и сестры. Еще мать удивительно тепло, сердечно относилась к своим сестрам и братьям, и это я запомнил. Отец и мать похоронены рядом.

В школе я учился хорошо, любил литературу и географию. Моими литературными пристрастиями со школьных лет были Пушкин, Достоевский, Есенин и Хемингуэй. Наш куратор физик Михаил Константинович Прокофьев после восьмого класса повел нас в горы в десятидневный поход, и после этого я полюбил горы и потом часто ходил в походы с друзьями или один. Горная тропа, быстрая река, березовый лес, лиловые скалы, устремленные в поднебесье, живой вечерний костерок, у которого так приятно сидеть, присутствуют во многих моих рассказах и повестях. После школы была учеба в ирригационном институте, причем каждую осень мы ездили на два месяца собирать хлопок. Сначала нам сильно хотелось на хлопок, а потом еще сильнее хотелось домой (рассказ «Зеленоглазая» это передает весьма достоверно).

Затем началась работа. Полтора года я строил целинные совхозы в Голодной степи, но эта работа оказалась не для меня (первопроходцев рядом со мной в степи было раз-два и обчелся). Потом я исследовал взаимодействие гидротехнических сооружений с водой в гидравлической лаборатории института «Гидропроект», и это была работа для меня (лаборатория, как место действия, перенесена в повести «Пики Тянь-Шаня», «Пахарь», «Стена»). Рядом со мной в лаборатории работали приятные люди – искренние, глубокие, порядочные.

Я уже много писал, но меня еще не публиковали. И я решил, что научиться писать лучше мне поможет факультет журналистики нашего университета. Я легко сдал вступительные экзамены и стал учиться еще раз, уже заочно. И удивился, когда осознал, что университет не дает мне ничего, что заочное образование и образование очное – это лилипут и великан, по недоразумению поставленные рядом. Но интересные изменения в моей судьбе все-таки произошли. Университет потребовал практики, и я написал для газеты «Правда Востока» репортажи о перекрытии реки Нарын в створе Токтогульской ГЭС и реки Вахш в створе Нурекской ГЭС. Репортажи понравились и были опубликованы без какой-либо правки. Это было в начале 1966 года. А в апреле произошло знаменитое ташкентское землетрясение, кто-то уехал, в газете образовались вакансии, и я получил приглашение работать в «Правде Востока».

Началась совсем другая жизнь, разъездная, событийная, наполненная встречами с интересными людьми (мне, например, довелось встретить в нашем аэропорту участника антарктической экспедиции хирурга, который сам себе удалил аппендицит – больше это сделать было некому). Кончать университет уже не имело смысла, и я оставил учебу после четвертого курса. Я женился. Своей женой журналистской и детской писательницей Карпенко Валентиной Павловной премного доволен. У нас пятеро детей, четверо дочерей и сын (мальчика, надо отдать нам должное, мы дождались). У каждого из детей своя судьба, и каждым из них мы дорожим больше, чем собою. Что каждый из них лучше любой из написанных мною книг, я не сомневаюсь.

Работая в газете, я писал не только статьи и репортажи. Я писал рассказы, повести, а потом и романы. Писал я и до газеты, в Голодной степи, а особенно много в гидравлической лаборатории, где у меня был свой закуток со своей пишущей машинкой. Я приезжал туда рано утром на велосипеде (до работы было десять километров), писал или печатал – и останавливалось время. Наконец, журналы и издательства перестали отклонять написанное мною. Меня начали публиковать. Первый мой рассказ «Доктор, доктор!» (о докторе, допустившем роковую ошибку) журнал «Звезда Востока» напечатал в 1965 году. А ровно через двадцать лет я пришел в него главным редактором, и, ставя на одаренную молодежь и на таинственность и притягательность Востока, довел его тираж до 212 тысяч экземпляров. Это был рекорд, ни один провинциальный журнал в Советском Союзе и близко не выходил таким тиражом. 95 процентов тиража поступало в Россию; российского читателя очень интересовала жизнь, такая близкая, но разительно другая, на российскую совершенно не похожая. По моей инициативе журнал начал публикацию Корана, за что, естественно, меня не похвалили.

Всего я написал более ста рассказов, двадцать три романа и повести. Опубликовал, наверное, менее половины – в ташкентских издательствах и московском издательстве «Советский писатель». Тема подавляющего большинства моих произведений – жизнь, моя и близких мне людей. Все это мне очень близко, так близко, что и придумывать ничего не надо. Слепки с действительности (одна из повестей так и называется – «Слепок»). Лишь в двоих своих вещах я дал волю фантазии, в романе «Мания величия» и повести «Садисты». В «Мании величия» гениальный химик Гальпер создает препарат, который позволяет управлять снами, делать сны такими же реальными, как сама жизнь, а себя сделать главным действующим лицом этой жизни. А сосед Гальпера и его друг и почитатель столяр Вася действие препарата роман "Периферия"проверяет на себе. Он попеременно становится то лучшим боксером планеты, то лучшим ее футболистом, то новоявленным Дон Жуаном, а, пройдя через суету сует и погасив в себе тщеславие, поднимается на следующие высоты, стремится облагодетельствовать человечество многими вещами, в том числе и единой мировой религией. Чем это заканчивается для великого химика и его подопытного кролика, вы прочитаете. А в «Садистах» показаны выродки и то, как к ним приходит возмездие. От обыкновенных людей приходит возмездие, от их человеческой сути. И вывод напрашивается сам собой: выродков, нечеловеков рядом с нами быть не должно.

Первые мои вещи молодежные, последующие – вполне взрослые. Советские времена теперь история, но время мало меняет характеры людей (вспомним, что законам нравственности, десяти библейским заповедям две тысячи лет, но разве кто-нибудь скажет, что они устарели?). «Пики Тянь-Шаня» – это о первой любви, трогательной, но и выковывающей характер цельный и сильный. «Наедине с собой» – это размышления на горной тропе и под звездным пологом о непростых перипетиях нашего бытия, которое подчас совсем не такое, каким мы бы хотели, чтобы оно было. «В одном купе» – это скольжение вниз хорошего парня, но алкоголика, а потом его преломление себя и восхождение (явление, скажу прямо, не такое уж частое). «Стена» – это женское одиночество и попытки его преодолеть, превозмочь, и фиаско, эти попытки венчающее. «Первая работа» – это вхождение в большой мир после институтской скамьи, такое долгожданное, но совсем не простое. «Три очень разных лета» – это возвращение в юность в годы, когда расстояние, от нее отделяющее, становится очень большим, а притяжение юности от этого только возрастает. «Периферия» – вещь зрелая и глубокая, наполненная постижением жизни, ее осмыслением. «Оранжевое лето» – первый и единственный детектив, точнее, полудетектив, ибо детективное начало в этой повести не первоплановое, но выделенное из потока жизни. «Поток жизни» – это развернутая биография, «Жизнь во Фрунзе» – кусочек биографии, с включением в него очень крутого поворота. «Слава Создателю», «Тишина», «Крутые повороты», «Лачуга» — вещи в чем-то итоговые, аналитические, философские, и этим мне дорогие.

Мнением читателя всегда дорожил, и мнением профессиональных критиков – тоже. Но какого-либо влияния на то, что я пишу и как пишу, читатели и критики почему-то не оказывали, процесс происходил как бы само собой, по наитию, что ли. Хорошо это или плохо, не могу сказать."

Сергей Петрович Татур - по образованию инженер-гидротехник. По профессии работал шесть лет, потом в течение 13 лет — журналистом в газете «Правда Востока». Пять лет руководил журналом «Звезда Востока» — и довел его тираж до 212 тысяч экземпляров. По тиражу «Звезда Востока» в 3 – 4 раза превосходила соответствующие литературно-художественные журналы Украины, Белоруссии, Казахстана. Автор 150 рассказов, 40 романов и повестей (опубликована из них едва ли одна пятая часть). Тема его произведений – жизнь, его окружавшая. Был дважды женат. От первого брака было двое детей: Ирина и Анна. От второго брака так же было двое детей: Елена и Петр.